– И ведь предупреждали их бабы, – поддакнул Егорка. – Так нет, вздумали выхваляться. Вот и обгорели на этаком пекле.
– А почему на озерах много чаек? – забыла о своих мозолях Аленка. – Ведь это морская птица.
– Морская, правильно, – согласился Мишка. – Особенно эта, мартын называется. Наверное, он и есть самый настоящий морской буревестник. Крылья во – с полметра.
– И яйца у него, как у гуся, здоровые, – вставил Егорка. – Только круглые и голубоватые. Два яйца съешь и сыт. Это я понимаю… – он уже с трудом мигал сонными глазами, позевывал и только когда снова вспомнил сенометку чуть оживился. – Ну и зараза же эта Юлька! Ка-ак треснет меня граблями по горбушке! Говорит, промахнулась – лошадь хотела понужнуть. Знаю я, почему к нам не пошла – особого приглашения ждет, барыня…
– Но почему же чайки на озерах живут? – не унималась Аленка.
– Вот пристала, – буркнул Мишка. – Я ведь не дед Яков – все знать. Живут и живут. Егорка, откуда у нас чайки взялись?
– Чайки? Так они всегда на озерах гнездились.
– Вот. Теперь понятно? Живут и живут себе… Наверное, здесь когда-то море было, и чайки с тех пор прилетают к нам по привычке. Понравилось им у нас. Кормятся озерной рыбой, а самим невдомек, что моря-то давно уж нет.
– Моря нет, зато озер и лесов полным-полно, – сонно пробурчал Егорка. – Да еще болотин разных целая пропасть… Пойду я, однако, дрыхнуть.
Он еще нашел в себе силы ополоснуть в озере котелок, ложки и, совсем пьяный от усталости да сытного ужина, поплелся по тропке вверх к дому.
Ночь пришла тихо и внезапно, как только угасли последние языки костра. Небо обернулось в синеву, и вызвездились все его уголки до самой бесконечной дали.
Аленка с Мишкой спустились к мосткам, сели на доски у воды. Сейчас начнется их путешествие. Они недавно открыли такую возможность – летать к самым дальним звездам.
Сначала надо посмотреть вверх. Глянешь – и нет тебя, нет земли, нет сонного лепета камышей. Есть только звезды, холодные, спокойные и недоступные в своей неземной вечности.
Но когда смотришь на звездное отражение в темном зеркале озера, звезды кажутся не только близкими, но и живыми. Как ни спокойна озерная гладь, но вода живет, дышит. Живут и звезды. А если на ближней релке ударит по воде крылом сонный гоголь или плюхнется из темноты вернувшийся с кормежки запоздалый чернеть, то через камыши к берегу пробивается легкая, еле заметная волна. Вот тогда и начинается самое интересное. Звезды сначала медленно, потом все быстрее движутся навстречу ребятишкам. А они, прижавшись друг к другу, затаив дыхание смотрят в восторженном страхе на звездный полет. Они одни-единственные на неведомой планете с головокружительной высоты смотрят на звезды. А звезды проносятся под ними в стремительной бесконечности.
Возвращает путешественников на землю луна. Она появляется в просветах между соснами, ее матовый луч падает на воду, и к ребятам бежит блистающая, чешуйчатая дорожка. Звезды исчезают.
– А луна зеленая, – вздыхает Аленка. Ей начинает казаться, что это вовсе не луна, а круглый зеленый фонарь, подвешенный на соснах. – И у тебя, Миша, глаза зеленые. Это потому, что ты лесной человек, да? Скажи, почему тебя зовут то лесником, то лесничим?
– Был у нас и лесник, был и лесничий. До войны еще. Лесник – просто сторож, и все. А лесничий уже специалист, хозяин в лесу и над деревьями, и над зверьем. Тут он соображать должен, где можно лес пилить, а где нельзя, как птиц поменьше губить, где зверям подсобить в голодные зимы. По-моему, так: кто в деревне живет, обязательно должен быть маленько и лесником, и лесничим. Тогда бы лес и живность разная в нем не убавлялись.
Аленке стало зябко. Она потеснее прижалась к Мишке. Он укрыл ее пиджаком.
– Почему у тебя так громко тукает сердце? – шепотом спрашивает Аленка.
– А хочешь, я тебе что-то скажу? – еще тише спрашивает она.
– Скажи.
Она заглянула ему в глаза и сказала:
– Если мы слышим, как бьются наши сердца, значит, мы совсем с тобой родными стали. Ты не сердишься, что у тебя вдруг сестра объявилась? Ты, пожалуйста, не сердись, это война виновата…
– Ну что ты, Аленка. Ты даже сама не представляешь, как это здорово, когда есть сестра. Мы вот друзья с Юлькой. Я ее насквозь вижу и понимаю. Но мы с ней можем поругаться или даже подраться. А сестра – совсем другое дело. Да за сестру… В общем, я никому не дам тебя в обиду. Ты это запомни на всю жизнь.
– Спасибо, Миша…
Аленка притянула его за шею и поцеловала в щеку.
Они долго сидят молча. «Как хорошо, – думает Аленка, – что я работала наравне со всеми, и председатель Тунгусов меня тоже благодарил за помощь колхозу, а еще хорошо, что рядом есть Миша. С таким братом мне теперь ничего не страшно».
Потом они поднимаются и тихо идут по выпавшей росе к дому. Аленка оборачивается к Мишке и шепотом спрашивает:
– Миша, а ты не знаешь никакой сказки о звездах?
Он не спешит с ответом. Вот они сейчас поднимутся на взгорок к дому, и тогда Мишка скажет так же тихо: «Нет, Аленка. Не придумали еще сказок о звездах. Но, наверное, скоро придумают».
В душную июльскую ночь кто-то подпустил Михалке Разгонову красного петуха. Головешки остались бы от дома лесничего, если бы накануне Егорка не выпил с полведра квасу и ему не приспичило.
Выскочил он на крыльцо, а тут огонь и две тени посреди двора. Заорал с перепугу Егорка благим матом:
– Стой! Стрелять буду!
Тени метнулись к лесу, растворились в нем – Егорка и не разглядел поджогщиков. Выбежали на крик и Мишка с Аленкой. Хоть и спросонья, но огню не дали разгуляться, успели залить водой из бочки, что всегда стояла у стоков крыши.