Последний остров - Страница 99

После уроков Дина Прокопьевна решила поговорить с Аленкой и Михаилом. Приближались экзамены, а у Миши огрехи почти по всем предметам. И если попросить Аленку, которая училась лучше всех в классе, Миша послушает совета, ведь ругать его бесполезно, замкнется сразу и все тут. На вид взрослее всех из одноклассников. И хотя ему только шестнадцать, работает уже за мужика. Старики к нему даже по имени-отчеству обращаются. А они-то уж просто так навеличивать не станут – уважают, значит.

Когда они вошли, Дина Прокопьевна невольно улыбнулась. Михаил напустил на себя воинственный, неприступный вид, а в Аленкиных глазах светилось откровенное любопытство.

– Садитесь, ребята, – пригласила учительница. – Расскажите, как вы готовитесь к экзаменам.

– Какое там готовимся… – Миша махнул рукой. – Вы уж лучше сразу отругайте нас, Дина Прокопьевна, и отпустите. На работу бежать надо.

– Ну вот, у тебя в голове только работа, а ведь школу, Михаил, надо заканчивать.

– Закончим как-нибудь.

– Ты же не сдашь экзамены. А по моему предмету у тебя полная карусель с грамматикой.

Он насупился и неохотно пообещал:

– Я подготовлюсь. Мне сейчас пленный Ганс помогает.

– Ганс? Мне говорили, что ты его учишь русскому языку.

– А что делать? Он ведь ни бельмеса не смыслит в грамматике, даже немецкой. Вот и даем друг другу жару. Пока только одному его научил – не бояться меня и спорить.

– Да вы не тревожьтесь, Дина Прокопьевна, – вступилась за брата Аленка. – Мы ведь каждый вечер занимаемся. А задачки по алгебре Михаил лучше меня решает.

– Хорошо, ребята. Я позвоню в район, чтобы тебя, Михаил, на время экзаменов освободили от работы. Договорились? Только слушайся Алену так же, как и меня.

– Это можно, – улыбнулся он.

И улыбка сразу превратила его из Михаила в Михалку.

Дина Прокопьевна всегда удивлялась мгновенной перемене настроения у Миши Разгонова. То он сидит насупленный, сдвинет брови в упрямую складку на переносице – не подступись. А улыбнется да заговорит о чем-нибудь своем – про лес или озера – ну совсем мальчишкой делается. Она вспомнила о цветах и спросила:

– Где же вы нашли голубые подснежники?

Он облегченно вздохнул (наконец-то неприятный разговор закончен) и начал доверительно рассказывать:

– У Куличихина болота были? Нет? Жалко. Там береза еще сухая стоит, похожая на Змея Горыныча. Так вот, по тому берегу роднички пробиваются, а вода в них почему-то синяя. У самых родничков и растут голубые подснежники. Еще до того, как Куличиху свезли на могилки, она жила на болоте и людей, хворых лихоманкой, водой родниковой лечила. Только вода эта от желудка больше помогает и раны хорошо затягивает, а от лихоманки надо хину глотать. Ну да бабка старая совсем была и все перепутала. А вот травками, точно, многим помогала. Даже лишаи вылечивала.

– Да, такие бабушки-всезнаюшки часто нас выручают. Только мне кажется: не столь травки ихние лечат людей, как доброта, ведь корыстолюбие им неведомо. Ну а ты, Миша, хотел бы врачом стать?

– Нет. Врачом пусть будет Аленка. Она ж спит и видит себя в белом халате.

– Ну, тогда быть тебе агрономом. Ты же хорошо уже сейчас знаешь, где и что растет, особенно по своим лесным угодьям.

– Кем хотел, я уже стал. А вот в лесотехническом техникуме заманчиво поучиться. Только куда уж нам. Ведь в нем четыре года учиться. И немецкий зубрить опять же… А кто кормить-обувать меня будет? Да и мужиков в деревне не осталось. Кто работать-то станет, если все в учебу ударимся?

– Война заканчивается. Со дня на день фронтовики начнут домой возвращаться.

– Дина Прокопьевна… – Голос у Михаила сорвался, он кашлянул в кулак и осипшим вдруг голосом спросил: – А сколько их вернется-то? Самим теперь управляться надо. Не иначе…

Дина Прокопьевна отпустила ребят и подошла к окну. Об этой простой и печальной арифметике она почему-то на минуту забыла. Действительно, кому возвращаться, если в каждом доме уже побывала весть, записанная на маленьком казенном листке, который люди назвали коротко и скорбно – «похоронка».

Упругими накатами, с затухающими и вновь вспыхивающими вихрями, дунуло такими замороками, что, показалось, даже само солнце начало бить в лихорадке, и наступило затмение.

Дина Прокопьевна стала закрывать створки окна и увидела Кузю Бакина. Он стоял посреди улицы, что-то отчаянно кричал и смеялся. До школьных окон обрывками долетало восторженно-дерзкое:

– Навались, па… Жаканами заряжай!..

Рубаха пузырем вздулась за его спиной, кепчонку унесло ветром, давно не стриженные волосы разметались, а босые ноги упрямо стояли на твердой земле.

Вдруг разом вздохнули небеса на большом пространстве и кругом потемнело, но сумеречь хлынула не серая, а холодно-фиолетовая. В этой полуденной сумеречности резче обнажилась еще не отмытая весенними дождями, не обнеженная первой зеленью деревенская улица. Стальное небо и ветер. Даже глазам стало холодно.

Крупные капли нечаянными дробинками ударили по лицу, по стеклам окон, вскинули мелкие фонтанчики в наметах пыли по канавам и у заборов.

– Ой! Что это? – изумилась Аленка.

– Будет гроза… – озабоченно бросил Михаил и потащил Аленку за руку по улице. – Переждем дома. Там уж и мать, поди, заждалась нас…

– Первая гроза!

– Да чему ты рада?! Побежали скорее!

Вдогонку им что-то весело-встревоженно кричал Кузя Бакин, но ветер скомкал слова и швырнул их неразборчивым колобком:

– Кудря… пал… у… о-о!

– Миша, дождь будет?

– Нет… Я ж говорил тебе…

Они добежали до дому, и словно его тепло вмиг разлилось от порога в разные стороны до ближайших домов и дальше. Улетел куда-то ветер. Стихло по округе. Уравнялся, источаясь до холодной прозрачности, и отсвет бугристых облаков.